Фото: HotNewHipHop

«Глубокое» интервью Митча Финдли с Деноном Портером, которое уже появлялось у нас в виде короткого фрагмента, вышло на сайте «HotNewHipHop» в августе этого года. Мы публикуем перевод интервью, в котором известный продюсер и артист, работавший с D12, Эминемом, G-Unit, Xzibit, Busta Rhymes и другими, рассказывает о многих аспектах личной и творческой жизни и своем музыкальном наследии.

Наследие Денона Портера заслуживает уважения. Главный новатор на Детройтской хип-хоп сцене, заставший становление талантов J Dilla и Slum Village, в итоге стал нарабатывать творческую химию с молодым Эминемом. Вместе они начали создавать нечто, что впоследствии стало альбомом «Infinite», и создали звучание, которое воспроизведет альбом «Slim Shady EP». Вскоре Денон обрел новое амплуа непристойного рэпера Kon Artis и стал ключевым участником коллектива D12. Студийные сессии с Доктором Дре стали новой нормой. Когда альбом группы D12 «Devil’s Night» показался из-за дьявольски черных облаков, взрывающаяся карьера Денона прогремела самым разительным громом.

За очень короткое время эта волна подняла Денона так высоко, что он до сих пор остается движущей силой в музыкальном цеху. Среди артистов, которым Денон писал биты, есть 50 Cent, Xzibit, G-Unit, Busta Rhymes, Lil Kim, Method Man, Royce Da 5’9″, The Game, Эминем, Grafh, Хопсин и многие другие. Все это время он продолжал оттачивать свое орудие — звучание, которое должно было стать воплощением его интерпретации Детройта. И после более чем двадцати лет в рэп-игре Денон заслужил право считаться авторитетом — тем, кто отдал своему ремеслу необходимые десять тысяч часов.

В разгар перекраивающей мир пандемии, вносящей неопределенность в рутину почти каждого, мы связались с Деноном Портером для обстоятельного разговора о жизни и наследии, которое он создал. Тем, кто интересуется музыкальным путешествием Денона, включая его карьеру в D12, работу с Эминемом и Доктором Дре, а также общение с некоторыми из лучших авторов в хип-хопе, обязательно рекомендуем прочитать эту статью.

HNHH: Денон, как дела? Как поживаешь? Как проходит карантинное время?

Денон: Все хорошо. То есть, моя психика все пережила. Я смотрю на это как на вызов. Во-первых, я ипохондрик, поэтому тревога и все такое учат меня быть более внимательным к этому, но со мной все хорошо, как дела у тебя?

Ну, знаешь, вроде как так же. На данный момент я провожу дома где-то сороковой день. Мне все еще везет с тем, что у меня много работы, моя нормальная жизнь еще продолжается. Когда ты работаешь над музыкой, ты делаешь много битов?

Да, я всегда пишу их… Знаешь, что действительно странно? Какое-то время назад я перестал просто писать биты. Я думаю, ты в любом случае пишешь биты, но я стараюсь ни к чему не притрагиваться, если я не продюсирую что-то. Даже если это не для какого-то исполнителя, я нахожу свою волну — если это не то, что я использую для своего собственного альбома, я довожу идею до конца. Так что я писал, писал, писал их без остановки, мужик, понимаешь?

Я еще не смог записать много вокала, потому что иногда, когда я думаю, о чем я хочу написать, независимо от содержания песни, я записываю песню целиком. Буквально недавно я полностью сделал альбом и отправил его Ройсу два дня назад, сказав ему: «Йоу, я сделал альбом, у меня просто не все песни записаны, потому что каждый раз, когда я думаю об этом, что-то появляется в новостях. Я узнаю, что кто-то из моих знакомых умер». Это просто выбивает меня из колеи, понимаешь, о чем я?

Это просто очень странно. Теперь я пытаюсь бороться с этим и вернуться в колею. Но я много продюсировал, играл в Oculus [Смеется]. Все было неплохо. Сносно, понимаешь?

Да. Как ты думаешь, эти чувства в конечном итоге выходят в музыку? Ты склонен выражать себя и свои тревоги через биты? Или ты используешь это как форму эскапизма?

Я думаю, что это становится эскапизмом, но что про себя могу сказать точно, я пытаюсь убедиться, что я не пишу мрачный альбом. У меня их два. Один из них сделан на 90%, но на нем есть гостевые треки, так что я не могу сейчас выпустить его первым. Поэтому я заканчиваю тот, который должен выйти вторым, он называется «Reflections». Это рефлексивный альбом, он о том, что я пережил в детстве, о том, что происходит сейчас, но он не мрачный. Это, конечно, эмоциональный альбом. Этот альбом затронет человеческие эмоции. Я думаю, что эмоции от того, что происходит, определенно проявляются в музыке. Я точно заметил это в некоторых песнях.

То же самое, когда собираешься сделать альбом — ты упомянул, что продюсирование и создание битов суть разные вещи. Когда ты приходишь с идеей начать большой объем работы или в нашем случае альбом, есть у тебя готовое видение с самого начала или ты понимаешь, что вырисовывается, по ходу работы?

Я накладываю на себя эти рамки, чувак. Иногда выходит неудачно, потому что я прямо как ребенок из комиксов, и я пишу свой собственный комикс. Это моя собственная маленькая вселенная, которую я создавал последние десять лет. Итак, допустим, я начинаю писать это, и затем я возьму перерыв, да? И поскольку я пишу эти вещи, и я придумываю эти предыстории, и они создаются очень быстро, мне не нужно соединять слоги, мне не нужно соединять строки, чтобы это имело смысл, чтобы это звучало круто и все такое.

И когда я пишу альбом, то, что я заметил в этом проекте — я начал с битов, и альбом звучит просто как минус, который я сделал, как будто чтобы отдать его кому-то, и все песни на нем собраны вместе по порядку. Так что это двенадцать песен, двенадцать инструменталов, которые я собрал вместе. Как маленькие холсты. И я должен подойти к ним и нарисовать что-то на каждом. Так что в один день я могу написать четыре строчки для одной песни, потом посмотреть телевизор или сделать что-нибудь, поглядеть в телескоп 10-15 минут, потом вернуться в дом и написать для другого трека.

Это самое странное время, в которое я когда-либо делал музыку. Чувак, я не знаю, может ли кто-то настолько предельно сосредоточиться. Это тяжело сделать, понимаешь?

Да, определенно. Даже оглядываясь назад, ты знаешь, что в истории есть разные художественные течения, сюрреализм там и прочая херня. Люди будут смотреть на все это искусство, которое было создано в это время с такой большой неуверенностью, ведь темы могут так переплетаться, понимаешь? Было бы интересно посмотреть в будущем на всю музыку, которая была сделана за это время — это определенно будет захватывающе.

Да, мне вот интересно, сейчас до вас много релизов доходит? Потому что кажется, что все замедлилось. Я знаю, что Tory Lanez выпустил альбом, и это было действительно круто.

Определенно. Судя по тому, что я вижу, некоторые релизы действительно выходят, но, опять же, из-за отсутствия гастролей у меня возникает ощущение, что многие исполнители не решаются выпустить большой альбом в это время, потому что они не смогут полностью монетизировать его. Поэтому я думаю, что кто-то все еще собирается выпускать материал, но они не могут поехать в тур, так что…

Я вот думаю, связано ли это самоуверенностью, потому что мне кажется, что это идеальное время для выпуска материал, ведь люди точно его послушают. Я думаю, что в некоторой музыке главным образом важно то, что внутри. Я не знаю, сколько людей смогут оценить так много клубных, танцевальных песен, но песни-челленджи — началась просто новая эра таких песен. Если у тебя нет чего-то такого, я даже не знаю, насколько легко такие песни найдут слушателя, потому что это тема просто взрывная. Никто не хочет слушать, насколько ты богат. Мы не хотим слышать, как много у тебя есть и как мало у всех остальных, понимаешь?

Ведь у всех есть семья, с которой нужно решать проблемы прямо сейчас. У всех кончаются деньги. Раз нет никаких гастролей, нужно буквально бороться за внимание людей. Интересно, может быть, это больше похоже на «Эй, у меня нет лейбла, которым я бы тыкал всем в лицо», понимаешь? В этом есть что-то другое. Это как город-призрак, потому что много релизов, которое выйдут, может быть, не будут в тему с тем, что происходит, понимаешь?

Определенно. Ты тоже поддерживал связь со своим кругом? Такими исполнителями, как Эм или Ройс, вы вообще говорили о творчестве в этот период?

Мы почти каждый день разговариваем. Эм и Ройс, это как опора, мы общаемся в любое время, мы всегда общаемся. Мы с Ройсом вроде как работаем по одному графику. То есть мы спим, когда спим, едим, когда едим, работаем, когда работаем, и у меня есть расписание тренировок, которому я следую прямо сейчас. У Маршалла вроде как то же самое. Мы все еще пишем музыку в это время, если можем.. У нас у всех есть планы, но я не знаю, что случится, понимаешь, что я имею в виду, как бы то ни было, я не знаю.

Я бы все равно ничего не сказал, если бы были какие-то секретные планы [Смеется]. Но все мы занимаемся творчеством, постоянно говорим о том, что происходит, и пытаемся справиться с этим. Жертвуя деньги, проверяя, есть ли у обычных людей вещи. Я думаю, что это очень важно. Думаю, для меня это просто больше личное дело, так у меня всегда по жизни, если знакомому нужны продукты, или кому-то нужна помощь с арендой — это просто маленькие дела, которые я мог бы сделать. И много молитв, много просто терапевтической работы с людьми, но мы общаемся каждый день. Иногда приходится отговаривать друг друга, понимаешь?

Да. Я вырос, слушая всех вас, ребята, и иногда легко забыть, что люди искусства тоже люди — они проходят через все. Так что, может быть, для фанатов все дело в музыке, но на самом деле есть и другие вещи, которые выходят за рамки этого, и я думаю, что на этот раз действительно все складывается так, что люди могут понять это, как думаешь?

О да. Когда ты видишь всех в прямом эфире с бородами в клочья, и все они выглядят сумасшедшими, наступает реальность [Смеется]. Что меня сводит с ума больше всего — я еще не чувствовал себя достаточно комфортно, чтобы просто сидеть с телефоном и болтать с поклонниками весь день. Я никогда не был таким человеком, и теперь я начинаю понимать, почему. Как будто у меня есть телефон поклонника, которому я дал этот номер, я не знаю, где-то год, полтора, два года назад. Так что я поговорю с фанатами об этом, буквально.

Как будто они позвонят мне, а я просто возьму трубку и буду часами болтать по FaceTime. Я понимаю всю эту историю с социальными сетями, ведь с социальным дистанцированием они стали еще мощнее. Но я не чувствую себя комфортно все время, потому что однажды я могу впасть в депрессию, я начну бороться со своим собственным демоном, и когда-нибудь я должен воспользоваться моментом, и ты же не выбежишь просто из комнаты, типа «о, я скоро вернусь, дайте мне всплакнуть чуток, понимаете?» [Смеется] С этим трудно смириться, но… Я не думаю, что это просто веселое время, но я просто стараюсь оставаться как можно более позитивным и стараюсь поддерживать людей в хорошем настроении.

Да, социальные сети и их связь с музыкой прямо сейчас… Когда вы, ребята, придумали D12, люди даже не могли себе этого представить. Я помню, что Napster и прочие сервисы, и файлообмен вообще, были огромным скачком в то время, но несколько страшно представить, как все изменилось за двадцать лет. Когда ты начинал карьеру, каково было стать молодым артистом, который продавал миллионы копий? Могли ли вы подумать, что ваш проект «Devil’s Night» возымеет огромный коммерческий успех в то время? Было ли это чем-то, к чему группа была полностью готова и что просто должно было произойти, или это стало сюрпризом?

Ээм, ну конечно никто не думал об этом. Я думаю, что цифры стали сюрпризом. Я подумал тогда: «Вау, серьезно?» Мне приходили мысли, типа: «Это классно? То, чего мы достигли в первую неделю, это классно? Ну ладно, отлично. Ждем, что будет дальше». В такие моменты ты попадаешь в петлю, верно? Поэтому, когда ты в этой временной петле, я думаю, у тебя есть просто куча работы. Никто из нас на самом деле не смотрел на цифры — то, как люди обращают на это внимание сегодня, я думаю, им больше мешает, чем помогает. Потому что теперь есть корпоративные рэперы, корпоративные артисты. Я не корпоративный артист, и я думаю, что люди из моей эпохи на самом деле такими не являются. Они либо действительно замечательные, либо хорошие, либо их просто здесь нет, верно?

Да.

Вот так оно и было. Когда я выпускаю альбом, я выражаю себя. Если я смотрю на цифры, то это все равно, что позвонить Тимбалэнду или поговорить со Swizz Beats и сказать им, что я куда хуже их, как будто я не продюсер. Нет! Это все равно, что стать перед кем-то, смотреть на свой собственный успех и пытаться оценить его по показателям чужого труда — это смерть для меня. Это несчастье. Я думаю, разница в том, что теперь вы видите, как много людей делают дерьмо, и я просто не понимаю, зачем вы это с собой делаете?

На самом деле для меня это ничего не меняет. Я знаю, что все это бизнес, но это не повлияет на меня, пока я продолжаю делать хорошую музыку и придумывать способы донести ее людям. Про эту игру с цифрами я слышал, что недавно Spotify хотел вычесть прослушивания ботов и фальшивые прослушивания — почему же они так долго не разбирались с этим?

Загадка.

Когда они делают это объявление — с их стороны даже просто его сделать будет тривиальным, ведь что нужно сделать в первую очередь?

Я думаю, что ситуацию понимали всё больше людей, включая рэперов — Джей Коул в треке «A Lot» упомянул артистов, покупающих прослушивания, и все больше исполнителей начали намекать на эти сомнительные практики, происходящие за кулисами. Возможно, в Spotify чувствовали, что их вынуждают говорить об этом, потому что начинало формироваться негативное восприятие.

Самая большая проблема с ними заключается в том, что они не имеют достаточной связи с артистами. Вы — корпорация, которая продает музыку людей от лейблов, ведь именно лейбл будет продавать твою музыку. Самый большой трюк в том, чтобы не делать вид, будто тебя волнуют эти фальшивые прослушивания, если ты никому не собираешься платить по правилам. Ведь каждый артист прямо сейчас не должен беспокоиться из-за карантина. Им открыты двери в Spotify. Если бы в Spotify не было музыки, не было бы и дверей. У Apple Music не было бы дверей. Если бы не артисты, эти двери не были бы открыты. Мне это кажется странным. Как будто теперь они хотят иметь какой-то моральный компас? Где же был моральный компас, когда нам должны были правильно выплачивать деньги за прослушивания?

Ты прав. Игра действительно сильно изменилась. Для меня золотая эпоха пришлась на период между 1998-2003 годами. Это моя эпоха хип-хопа, мое любимое время. Я всегда сравниваю тогдашние и нынешние музыкальные тенденции и то, как все работало, и все время оглядываюсь на «Devil’s Night». Синглы с этого альбома были такими мрачными, и это шокирует, но одновременно восхищает, что эти конкретные песни — «Purple Pills» и «Fight Music» — сумели реализовать так много юнитов. Ты больше не услышишь таких песен сегодня. Это темные, грязные треки. Можешь рассказать про то, как вы решали, что станет вашими ведущими синглами?

В то время я помню, как записывал альбом и работал над «Ain’t Nothin’ But Music» с Дре, и «Fight Music» появился на той сессии в Лос-Анджелесе, я помню, как пытался понять, что делать. Я не помню, был ли у нас уже «Purple Pills», это могло произойти в начале записи. Но запись «Fight Music» была плевым делом. Эм всегда говорил — и до сих пор говорит, — что это его лучшее вокальное исполнение за всю карьеру. От куплета до припева, он чувствовал, что это было лучшее, что он делал. И я бы сказал, что это один из моих лучших треков и один из моих любимых.

Но «Purple Pills» больше походил на то, какими мы были. Мы были разъяренными двадцатилетними парнями. Мы были такими, студенческая вечеринка проходила у нас каждый вечер. Мы сильно отличались от места, откуда мы родом, от Детройта. В Детройте не было слышно нашу музыку, потому что она просто не звучала там. У нас было свое дело, и если бы мы заботились о том, что они не слушали нашу музыку — да, было больно, но эта песня, я помню, я думал про нее: «Они не будут включать эту песню». Из-за этой песни мы не сразу завоевали уважение других артистов. Через некоторое время меня уже тошнило от ее исполнения, но никто не может исполнять свои самые большие хиты.

Исходя из того, что мы искали, «Ain’t Nothin But Music», «Fight Music» и «Purple Pills» были правильными песнями. Все, что исходило от Дре в то время, работало на ура. Я знал, что когда я слушал «Fight Music» и «Revelation», эти двое чувствовали то же самое. Я думаю, что это сработало, потому что люди никогда не слышали такого раньше. Это напоминает тебе старые рок-группы, верно? Ты мог видеть, как Pink Floyd или кто-то еще делает что-то такое же безумное. Такая песня, которая была действительно темной, не была чем-то вроде большого блестящего костюма. Она сработала из-за подхода.

С той же мрачной энергией мне всегда нравился «American Psycho».

О да.

Это, наверное, один из моих любимых куплетов, который ты зачитал. Может быть, и Эма тоже. Ну и Bizarre, конечно. [Cмеется]

Он появляется из ниоткуда. Этот альбом, чувак, когда я думаю о нем, я понимаю, что в нем было не так уж много проходного. Он был действительно хорошо сбит.

Я знаю, что одним из первых альбомов, который ты продюсировал и помогал свести, был альбом Эминема «Infinite». Когда тебе впервые пришла в голову идея собрать альбом для исполнителя, это было что-то, что вызывало в тебе интерес в то время? Было ли какое-то особое качество, которое ты хотел подчеркнуть в юном Эме?

Во-первых, в то время я занимался битами всего три-четыре месяца. Я был начинающим продюсером. Я не знал, что я был хорош. У меня была команда, с которой я работал, и я относился к этому так серьезно, что тратил каждый цент, чтобы пойти в студию.

Я познакомился с Эмом и увидел в нем человека с такой же рабочей этикой. Он был бы в восторге от битов. Когда-то мы делали первую запись — на «Infinite» первой песней, которую мы записали, была «Backstabber».

Это был первый бит, который я дал ему, первая песня для этого проекта. Затем он начал интересоваться движухой. В то время были Нас, AZ и LL. Мы просто пытались попасть на радио. Чтобы нас заметили на радио, когда мы были детьми. Пока мы пытались это сделать, я использовал все, что у меня было. Сэмплы соула — я хотел, чтобы люди что-то почувствовали. Все песни что-то значили для нас, нам было дорого то, что мы делали. Мы начали делать альбомы вместе. Так и начались наши отношения. Так что всякий раз, когда он работал над альбомом, это было большое дело. Я начал с продюсирования, а не написания битов. Когда мы пришли в студию, Эм сказал: «По мне, это охеренно, но я хочу поменять драм-партию». У Пруфа был сэмплер SP-1200. У меня ничего такого не было. Я писал этот альбом на Akai SO1, на котором даже не было секвенсора. Я все это делал вручную. [Смеется]

Затем пришел Пруф и поменял барабаны на двух или трех песнях, и как-то так мы начали продюсировать. Я просто думал: «Почему эти барабаны не сработали?» И при создании следующего проекта, над которым мы работали, а именно «Slim Shady EP», и я был полностью готов к этому. Я кое-чему научился после «Infinite» и сразу приступил к «Slim Shady EP», а затем начал работать над «Slim Shady LP». Так что меня как будто бросили в воду, и я очень быстро научился, что должен делать продюсер. Когда Эм приходил домой и включал песни, у меня было преимущество, потому что я мог слышать песни, над которыми он работал с Дре. Так что я уже знал, что делать, чтобы усилить свое мастерство. Я двигался очень быстро, чувак.

На «Infinite» я знал, что нужно делать, чтобы это звучало в стиле соула. Я хотел, чтобы люди слушали его текст поверх какого-нибудь музла вроде этого. Я знал, что он умеет читать рэп. Первое, что я ему сказал, было: «Эм, ты должен притормозить». Он читал так быстро, что говорил ему: «А ты не мог бы сказать это помедленнее?» Так все и началось.

Можешь обрисовать ландшафт Детройтского хип-хоп в то время, когда вы собирались и работали над этим материалом? Какая хип-хоп музыка была на виду в Детройте?

Тогда были Рэдмен, Тупак. Я думаю, что Тупак тогда выпустил «All Eyez On Me». Звучала разнообразная музыка. «Stakes Is High» De La Soul. Мы действительно заслушивали Тупака, да, но мы не могли воспроизвести его записи, потому что это звучало бы так, как если бы Эм пытался быть похожим на Тупака. Даже несмотря на то, что он находится под его сильным влиянием. Я думаю, что у Детройта были свои собственные ритмы — нас отличали басовые партии. В инструментале басовые и барабаны должны были выскакивать на тебя.

В то время у меня была возможность учиться на треках J Dilla, прежде чем я начал учиться у Дре. Резкие барабаны и такие выключения/включения бита. Послушать хотя бы «Just Don’t Give a Fuck», в этой песне нет секвенции. Все записано в живую. Я должен был играть именно так, потому что у меня была клавиатура под названием EMAX, в ней тоже не было секвенсора. Я выкручивался с подручными средствами. Когда я давал ему эти биты, они были такими не вычищенными, грязными по звучанию, и я понял, что это наш звук. Он должен быть грязным. Все, что я написал тогда для D12, для Эма тогда после «Infinite». Этот альбом был классным, в нем было несколько замечательных моментов.

Джей Коул сказал мне, что ему нравится бит с «Infinite», и я просто охренел. Я подумал: «Как ты вообще узнал об этой песне?»

Он сказал, что это один из его любимых фитов. Мне это польстило, и я был примерно в его нынешнем возрасте, когда он сказал мне об этом. [Смеется]

Для меня это была просто грязь. Грязь, грязь, грязь, грязь. Там уже было звучание J Dilla, но я не хотел быть похожим на него. Я слушал много RZA, и я слушал много Эрика Сермона. Я соединил эти влияния и создал то, что стало звуком D12 и Эма в то время. Я называл это просто грязью. Сэмплы были чертовски грубыми, 8-битное звучание. Но все, в чем мы варились, — OutKast, Тупак — разрывало в то время. De La Soul. Вышел «It Was Written» Наса. The Fugees. Во время работы над «Infinite» мы пытались делать то, что делали остальные — мы все еще пытались добиться этого звучания. И после записи оно действительно сформировалось. Звучание D12, «Devil’s Night», было просто немного более чистой версией этой грязи. Понимаешь, о чем я говорю?

Конечно. Забавно, что ты так говоришь, потому что я слышал достаточно Детройтского хип-хопа, и там часто есть смесь этой грязи и такого чистого, четкого звука. Продюсеры вроде тебя, Блэк Милка, J Dilla. Похоже на хрустящий лоу-фай. Слова, которые приходят на ум — пузырение, трели синтезаторов и супер чистые барабаны. И мрачные мелодии — не хочу сказать жуткие, но немного карнавальные.

Сказать тебе, что самое смешное? Знаешь пьесу «Отверженные»? Всякий раз, когда я начинаю проект, я подбираю звук. Когда я говорю, что подбираю звук, я имею в виду текстуру. Этот альбом, над которым я сейчас работаю, «Reflections», полностью вдохновлен Марвином Гэем. Это похоже на чистый Детройтский лоу-файный звук, но я прослушал кучу треков Марвина Гэя в течение месяца. Я слушал много Эдди Кендрикса и всех остальных, и теперь я использую идею их звучания. Подмечаю, мол, хорошо, у этого баса середина немного ярче, чем низы. Или как вступает пианино, или как звучат горны в песне Марвина Гэя. Я комбинирую эти вещи, выбираю звук и двигаюсь дальше.

И вот я слушал альбом пьесы «Отверженных». У меня не было денег, чтобы все время ходить за пластинками. Поэтому я брал пластинки, которые были у моего отца, и у него была эта очень странная пластинка. И я слушал это, и на одной из пластинок Боба Джеймса было много клавесинов. Так что этот звук зародился на «Just Don’t Give A Fuck». Все началось оттуда. А потом у Эма, когда он начинал делать биты, появлялись мелодии. И причина, по которой его мелодии выходили такими, заключается в том, что Эм был головой в восьмидесятых. Поп-музыка восьмидесятых, Duran Duran и все такое. Если послушаешь музыку Эма и то, как он делает биты, прочувствуешь, как сильно на него это повлияло. Оба эти звучания, его и мое, — вот что представляло собой звучание Эминема/D12.

И Дре, он главный продюсер. Он услышал «Just Don’t Give A Fuck» и «Just The Two Of Us», и он смог взять и превратить то, что мы сделали, в нечто более невероятное. Это его сверхспособность. Но технически все вышло из той густой грязи. Все началось со «Slim Shady EP», и если ты слышал всю музыку, которая пришла оттуда, то я скажу вот что. Именно отсюда пошел этот Детройтский стиль на самом деле. Потому что был и другой звук — у Slum Village он был другой. Мы все хотели звучать необычно.

Определенно. Ты, Эм и Дре — это трехголовый монстр на битах. Я могу только представить, насколько безумными были некоторые из этих сессий.

Черт, да! Я бывало приходил и включал какой-нибудь бит. У меня было так много песен с Дре и Снупом, которые мы тогда делали для Дре. Я включал скит, но это был бит. Я нарезал «Love and Happiness». Это песня, которую Дре так и не выпустил, и они со Снупом убивали на ней. И это был скит, но Дре такой типа: «Что это за хрень?!» Мы все слышали биты друг друга, было весело. Очень весело.

В этом тоже что-то было, так или иначе, это похоже на творческий процесс с группой. Хорошо проводите время, играя музыку с друзьями и людьми, которых вы уважаешь. Черт, я могу только догадываться.

Я люблю приходить и включать музыку, чувак. Всякий раз, когда я вижу Дре, я прихожу и включаю музыку, это всегда весело. Это никогда не вызывает напряга. Эм включал свой альбом, мы сидели и слушали его. Я уже слышал это, наверное, два или три раза, так что мне интересно, скажет ли Дре о песнях то же самое, что сказал я [Cмеется]. Это действительно круто. Для меня это бесценно, вот почему у меня до сих пор прекрасные отношения с Дре и Эмом. Это то, что ты нигде не купишь, чувак. Слушать с ними музыку, пребывать в восторге от некоторых вещей…

Конечно. Не говоря уже о том, что ты отлично срабатываешься с большими авторам текстов. Музыка для Black Thought, Royce Da 5’9”, Эминема, Pharoahe Monch. Это рэперы высшего эшелона — есть ли что-то особенное в работе с теми, кого ты ценишь в качестве хип-хоп гуру?

Это именно тот момент, когда мне нравится делать такие биты. Мне нравится делать биты, которые вдохновляют людей читать рэп. Если ты не тот человек, который хочет читать рэп, то я не сделаю для тебя хорошую музыку. Я работал с Хопсином, я работал с Grafh — эти артисты любят читать рэп. Не знаю, известно ли тебе об этом, но Guilty Simpson был моим протеже, как и Jay Electronica.

Jay Electronica был одним из первых, кого я смог выходить, одним из первых артистов. Видеть, как высоко он поднялся с альбомом Jay-Z, видеть, как он растет…

Я всегда мучу дерьмо с лучшими авторами. Я никогда не лезу из кожи вон, никогда не буду доказывать, что я превзойду одного из великих Франкенштейнов, которых я помог создать. Мне не нужно это делать. Мои таланты простираются гораздо дальше. Мой послужной список показал, что я выбираю лучших авторов, и точка. Я работаю с лучшими авторами, и точка. Это моя сильная сторона, и я могу взять и заставить кого-то оргазмировать от пения. Я люблю делать музыку для души, но я люблю эту злюще грязную музыку, которая «вдохновляет тебя на рэп». Я думаю, что живу в очень странном мире. Мне хреново на карантине — я не знаю, что делать.

Я понимаю это. Это тяжело, чувак. Я не знаю, как все сложится в будущем.

Мы понятия не имеем, куда идем. Вообще. Я думаю, что неопределенность и непонимание всем дается очень тяжело. Тебе нужно чем-то себя занять. Недавно я снова начал возиться с телескопом. Я буду делать это весь месяц. Я остаюсь дома, даже когда говорят, что все в порядке. Я не доверяю им.

Ты что, любишь смотреть на звезды?

Да, у меня есть неплохой телескоп. Он был у меня уже давно, я привез его из Калифорнии около года назад. Он пылился в шкафу, и я подумал, что, знаешь, это идеальное время. Я вытащил эту штуку и подключу к ней свой компьютер на следующей неделе. Будут сумасшедшие снимки. Это действительно отличный телескоп.

Черт. Это круто.

Если ты хочешь знать, где твое место в этом мире, посмотри в телескоп. Поверь мне, это перевернет твою перспективу. Бог не тратит пространство впустую. Мы говорим много вещей, вроде «не выбрасывайте свою пищу» или «чревоугодие — грех». Но почему он создал целую вселенную, а на самом деле — нет ли жизни на другой планете? Ты чувствуешь себя очень маленьким, глядя сквозь эту хрень.

Может быть, он чувствовал, что людям важно испытывать экзистенциальный страх. Смириться. Не знаю.

Да, либо так, либо кто-то нас обманывает. Я думаю, что мы видим это сейчас, наблюдая за тем, как они справляются с этим дерьмом. Все эксперты. Кто-то сказал мне, что у них есть лекарство, и я сказал: «Хорошо, у тебя есть лекарство, держись от меня подальше». Люди безумны, легко понять, насколько они эгоистичны. Они не могут оставаться дома, и когда они возвращаются домой, им все равно, кто может заболеть. Я думаю, что мир, в котором мы живем, очень опасен, и мы начинаем понимать, с чем именно мы сталкиваемся. И тяжело понимать, что многие люди — зомби. Зомби-апокалипсис — это не куча ходячих мертвецов, это люди, которые не думают живыми мыслями. Эгоизм может убить тебя.

Интересно, как это повлияет на живую музыку — фестивали, концерты?

Мы все прикрыли. Мы у нас были кое-какие планы, но их пришлось отменить. Чувак, говорю тебе, ты увлекаешься Oculus?

Этой системой VR? У меня ее нет.

Слушай. Oculus Quest, если ты можешь достать его… Тебе открывается будущее. То, что Трэвис Скотт только что сделал с концертом в Фортнайт, — это только верхушка айсберга. Просто пальцем по воде. Мы с Ройсом много об этом говорим. Артисты должны взять под контроль то, что происходит, и живые шоу все еще могут быть чем-то значимым. Шоу не обязательно должно проходить прямо у тебя перед носом. Как бы все ни были взволнованы этими битвами Verzuz в Инстаграме, виртуальная реальность — это неотвратимое будущее. Когда я вхожу в этот виртуальный мир, я сразу теряюсь на пять-шесть часов.

Блин.

Это невероятно. У меня много идей о том, как это может работать с музыкой. Если ты знаешь что-нибудь об этой культуре и о том, как она работает, мы найдем способ. Лейблы не разбираются в этом дерьме, а мы разбираемся. А потом лейблы возьмут кредит и оплатят нам все авансом. Может быть, лейблы исчезнут, мы не знаем. Все может стать настолько плохо.

Если платформы начнут распространяться и становиться все более доступными, признанные художники, возможно, смогут стать независимыми и сохранить сто процентов прав на собственное творчество. Более крупные художники смогут полностью избавиться от посредника.

Все должны были бы последовать такому примеру, но это происходит прямо сейчас. Это реальность. Уже наша реальность. От этого никуда не деться, нет никакой палочки-выручалочки, которая все остановит. О талантах всегда нужно заботиться, а об этих штуках нет. Теперь он вернется и разорвет задницы всех этих лейблов в клочья. И это не самые лучшие новости: я знаю многих замечательных людей, которые работают на лейблах. Но еще я знаю много плохих людей, но это уже навсегда изменится. Как только мы поймем, как это провернуть, мы не будем их трогать.

У тебя с Ройсом есть много идей на эту тему. Вы можете начать целое движение. Я знаю, что Ройс очень много говорил об этом, с другой стороны, он делал жесткую музыку в последнее время. Люди начинают понимать, на что он способен, хотя, возможно, и с двадцатилетним опозданием. Черт возьми, это один из величайших рэперов в истории. И теперь он тоже продюсирует.

У меня была цель с самого моего появления, когда мы только начинали, я думаю, во времена альбома «Success Is Certain». Я хотел, чтобы люди говорили о нем так же, как говорят о Jay-Z или Эме. Почему ты не можешь делать так же круто, как он? Моей главной целью было увидеть это, видеть, как это происходит прямо сейчас, я ощущал, будто эти ребята просто немного опоздали на вечеринку. Эта вечеринка продолжается, и она, вероятно, станет еще безумнее.

Но у нас есть кое-какие идеи, мы все еще оттачиваем их. Но я думаю, что все будет по-другому. У нас все еще будет потребность в людях, которые распространяют информацию. Вот таких, как ты — настоящих журналистов, для которых люди, дающие интервью, являются кумирами. Не те, которые начинают: «ой, можно я просто тут все испорчу», или типа того. Это опасно для культуры.

Спасибо. Определенно.

Самые приятные интервью, которые когда-либо случались, — это интервью с людьми, которые понимают, кто такой артист на самом деле, и у которых есть понимание. А не просто ищут про них информацию за десять минут до их прибытия, задавая вопросы с бумажки. Когда у тебя действительно хорошие вопросы, ты получаешь длинные ответы. Ты получаешь больше жемчужин. Но все меняется, чувак!

Я думаю, мы увидим, как все это будет происходить. Я даже не знаю!

Я начинаю думать о кое-каких вещах. Я обращаю на это внимание с точки зрения политики. У нас скоро выборы, и если это наша новая жизнь, держись покрепче. Позаботься о своем психическом здоровье и пристегнись. Но с точки зрения искусства мы никуда не движемся. Чем больше мы теряем, тем больше нам нужно созидать. И творения, которые появляются таким образом, вероятно, должны быть более содержательными. Ты должен обращать внимание только на хороших артистов. Только не на картонных. Картонки всегда будут существовать, но они не будут в центре внимания. Это я не добавляю горечи, просто смена караула происходит по расписанию. В этом нет ничего нового.

Это безумие — 2020 год начался так многообещающе в музыкальном плане. О боже.

Все быстро пошло прахом. Все пошло наперекосяк очень быстро. Как будто самолет взлетел, и едва он поднялся, тут же начал снижаться. От истории с Кобе я уже был в шоке. Потом этот вирус выскочил и загадил всю вечеринку.

Я надеюсь, что из этого может выйти что-то хорошее, будь то увеличение эмпатии, ибо нет худа без добра.

Ну, может быть, мы истощаем эго. Может быть, мы перестанем принимать все как должное. Что-то простое, что ты обычно делаешь, теперь делать нельзя. Я думаю, что появится гораздо больше заботливых, осторожных и менее легкомысленных людей. Всякий раз, когда происходит что-то подобное, происходят большие перемены. Тебе просто нужно смотреть по сторонам и думать, какой путь ты выберешь. Дело не в том, что происходит, а в том, где ты находишься. Так ты решаешь, как себя вести.

Что касается музыки, то она всегда будет нужна. Потом просто не будет отбоя от этого. Вот почему мы видим сейчас много артистов — я видел ребят, у которых были страницы OnlyFans. Это меня поразило. Я даже не знаю, как так случилось. Некоторые люди говорят: «за определенную плату я поговорю с Вами». По-моему, это безумие. Зачем платить за что-то подобное? Это человек без таланта, который только и делает, что дурачится.

Теперь индустрией заправляет фиглярство. Я даже не могу уследить за этим.

[Смеется] Это фиглярство никогда не сходит со сцены, но эта хрень — просто временное развлечение. Ты не знаешь и половины песен этих людей. Точка. Я знаю, что это так. Не то чтобы я не обращал много внимания, но я не знаю, что тебе нужно со мной сделать, чтобы я мог смотреть, как ты в течение тридцати минут споришь с другим чуваком. Или настучать на кого-нибудь в прямом эфире в Инстаграме. Безумие. Кто знает, старик. Надеюсь, мы выберемся.

Ну, люди все еще слушают ваши треки. Эта вечная музыка, она очень важна.

Я так рад, что пришел в игру сразу после той золотой эпохи. Примерно в это время для меня наступила золотая эпоха. С 1996 по 2005 год — идеальная для меня эпоха.

Я думаю ней как об «эре платины». Это было время, когда люди покупали много альбомов. Вспоминая то, как измерялись продажи альбомов тогда и сейчас, я не могу поверить, что люди покупают хип-хоп альбомы миллионами. Миллионы людей ходят в магазин и покупают диски. Я немного скучаю по этому, не буду лгать. Мне очень нравится эта эпоха. Я не хочу быть брюзгой, который вспоминает старые добрые времена и орет на всех прохожих. Но мне действительно кажется, что это было прекрасное время в хип-хопе — вышло так много классических альбомов.

Ммммммм. И многое из того, что произошло за занавесом, мы все еще узнаем прямо сейчас. Это было определенно лучшее время. Сейчас очень интересно наблюдать за некоторыми вещами. Мне нравится, когда Кендрик или Джей Коул выпускает альбом. Или Thundercat! Я фанат Thundercat, и меня вдохновляют некоторые исполнители.

Но помнишь D4L и их «Lean Wit It Rock Wit It», «Shake That Laffy Taffy»? Такие вещи всегда выходили! Я из-за этого не сокрушаюсь. Я не злюсь из-за «Toosie Slide», я не извожусь на дерьмо из-за этого. Такие вещи всегда были.

Что-то никогда не меняется. Ведь должен быть баланс.

Мы не можем избавиться от него.

Слушай, пока мы не закончили. Я хотел спросить — после всех битов, всех хитов, которые ты сделал, какой трек ты вспоминаешь, каким больше всего гордишься в музыкальном отношении? Не обязательно самый успешный, но бит, который, как тебе кажется, будет тем, который ты покажешь Дре или J Dilla?

Знаешь что? Есть песня «Decision», которую я написал для Басты Раймз. Это один из моих любимых битов. В нем было столько эмоций, но дай мне подумать. С точки зрения хип-хопа, песня Эминема «On Fire» по-прежнему остается одной из моих любимых. «They Out To Get Me» Басты Раймз, или «Promise I» Снупа. Мне трудно выбрать, потому что я люблю много песен.

Но если надо выбрать одну прямо сейчас, я бы выбрал «On Fire». Я недавно слушал ее. Я мог бы слушать эту песню бесконечно. Вот в чем дело. Она напоминает мне о том, как мы начинали с Эмом, и как я приходил в восторг, зная, что он собирается усадить в лужу любого, на кого он нацеливался. Сегодня это один из моих любимых треков.

Для меня она настолько же крутая.

Но есть даже более успешные, как «Stunt 101». Даже успешнее, чем «P.I.M.P», потому что буквально перед созданием «Stunt 101» я решил научиться играть на клавишных. «Stunt 101» — одна из моих самых любимых песен, потому что я только учился играть, и в итоге она стала трижды или четырежды платиновой. Офигеть.

Я бы еще отдельно упомянул «Multiply» Xzibit.

Оооо, сука, да! «Multiply»! Чувак, знаешь, это же просто охеренно! С этим тоже все должно было случиться по-другому. Еще до появления компьютеров я вернулся в студию — звучало вообще по-другому. По какой-то причине звуки поменялись. Я пошел перекусить или еще что-то сделать, и потом все зазвучало иначе. Мне удалось восстановить басы, но, черт возьми, это был просто набор звуков, которые в конечном счете зазвучали классно. В интро к этой песне как раз звучит всратая дорожка.

Ну, это оказалось чертовски круто! И второе упоминание для «Riot» Басты Раймса.

Оооо, да!!! «Riot»! О Боже! Это было безумие. Просто жесть.

Большое спасибо, что уделил мне время, это был замечательный разговор. Береги себя там!

Эй, бро, ты тоже. До связи.