Рубиновая атака: Эминем и Рик Рубин в студии продюсера в Малибу работают над альбомом «The Marshall Mathers LP 2»
Материал, не вошедший в кавер-стори журнала Rolling Stone: Slim Shady подробно рассказал о творческом процессе работы над новым альбомом.
Эминему оставалось всего пару дней до окончания работы над его новым альбомом, The Marshall Mathers LP 2, когда мы [редакция журнала Rolling Stone] разговаривали с ним в его студии, расположенной в пригороде Детройта, в начале октября. В этом материале, не вошедшем в кавер-стори журнала «Rolling Stone» от 22 ноября, он поговорил о процессе записи альбома, о становлении блондином, о своем странном чувстве юмора и о многом другом.
Rolling Stone: На данный момент ты доволен альбомом?
Eminem: Ммм, трудный вопрос. В основном — да. Но не думаю, чтобы хоть когда-нибудь было так, чтоб я был полностью доволен своим альбомом перед выпуском. Каждый раз, когда мне предстоит выпускать альбом, нужно чтобы кто-нибудь буквально оторвал его от меня, потому что, когда я слушаю свою музыку, я просто слышу недочеты. Я слушаю и думаю, мол, «Ой блин! Я мог бы это сделать лучше и вон то!». Я до бесконечности могу над ним работать. Разумеется, если б я не был уверен в нем, я бы не стал его выпускать. Но, кажется, ни разу за всю свою карьеру я не чувствовал, что всё идеально.
Rolling Stone: Над чем работаешь последнее время?
Eminem: Думаю, в основном идет нервяк перед выпуском в стиле «Блин! Вокал на достаточной громкости? Можно разобрать, что я здесь говорю? Бит правильный? Вокал не слишком громко звучит?». Когда можно было ничего не микшировать, а просто взять два трека, под которые я читал, и так всё оставить, то я так и делал. Потому что когда переделываешь, всё кажется совсем не так.
Rolling Stone: Но ты сейчас не меняешь тексты и ничего такого не делаешь? Сейчас идет работа только над микшированием и звуком?
Eminem: В основном сейчас нужно работать над звуком, ведь когда я решаю оставить какую-то песню, то это в общем-то вопрос решенный. Ежели песня не подходит, то я сразу это понимаю, как только сажусь в машину и беру ее домой.
Rolling Stone: А почему ты снова перекрасился в блондина?
Eminem: Ммм, я бы сказал, это была идея [менеджера, Пола Розенберга]. На ранней стадии работы над альбомом я думал об этом. И когда песни стали формироваться и картина стала более-менее ясна, он подал мне эту идею, а я такой: «Йо, ты знаешь, что я уже думал об этом?». А он такой: «Ну, а почему бы и нет?». А я такой: «Я не знаю, как это будет смотреться. У меня не было такого цвета волос сколько, блин, лет? Пять-шесть лет». Я такой: «Я так привык к темным волосам», понимаешь. Так что я просто попробовал. Думал типа: «А, похер».
Rolling Stone: Этот внешний вид помог тебе вернуть соответствующий настрой? Или изменил стиль работы над записью?
Eminem: Не совсем, честно говоря. Ведь у меня уже к тому времени было готово большинство песен. И я не знаю, сколько еще я продержу этот цвет волос. Но на данный момент он такой. И мне кажется, он подходит к альбому.
Rolling Stone: Работая над «Recovery», ты выбросил очень много материала. Ты записал где-то 100 песен, или, по крайней мере, у тебя было 100 битов. А в этот раз много материала полетело в мусор?
Eminem: По-моему, я никогда так много не работал, как над этим альбомом. Возможно, над этим альбомом я работал больше, чем над каким-либо другим, кроме, возможно, «The Eminem Show», во времена работы над которым всё было очень сумбурно, потому что очень много всего происходило. Я был очень занят работой над «The Eminem Show», при этом я работал над фильмом «8 Mile» («Восьмая Миля»), а также писал саундтрек и музыку к фильму. Работа над последним альбомом похожа по интенсивности на это, но все силы направлены в основном на альбом.
Rolling Stone: С ума сойти.
Eminem: Когда я определился с направлением, в котором хотелось работать над альбомом, и когда я решил назвать его «The Marshall Mathers LP 2», разумеется, я понимал, что в связи с ним у людей будут определенные ожидания. Я не хотел называть этот альбом так чисто названия ради. Так что мне хотелось убедиться, что у меня есть подходящие песни, чтобы я мог дать альбому такое название. Так что пришлось делать много записей. Много песен, которых люди, возможно, никогда не услышат. Не всё шло гладко. Бывало, что биты каких-то песен сливались в интернет или что какой-нибудь продюсер продавал бит кому-то ещё или что-то в этом духе. И когда кажется, что всё готово, или что есть достаточное количество песен, ты переслушиваешь свою работу и такой: «Вот блин! По-моему, здесь нужно сделать то-то или то-то», чтобы картина была полной.
Rolling Stone: Многие — может, даже и ты сам — считают первый MMLP твоим лучшим альбомом.
Eminem: Возможно, это мой любимый альбом. Некоторые альбомы являются моими фаворитами по разным причинам. Очень не люблю говорить подобное о своих собственных альбомах, но просто первые три альбома — думаю, они очень удачно пришлись ко времени. А потом — думаю, я это уже говорил в интервью — «Encore» и «Relapse» подобным образом не отличились, другое было время.
Rolling Stone: Ты жестко критикуешь «Relapse», но Tyler, the Creator говорит, что это его любимый хип-хоп альбом за многие годы. Ему очень нравится этот альбом.
Eminem: Да, он мне каждый раз при встрече это говорит. Я не то чтобы прямо ненавижу этот альбом. Я хочу читать рэп и иметь возможность всегда стараться как можно лучше себя проявить в плане текстов, но в то же время находить нужный баланс между этими вещами и написанием нужных песен. И понимаешь, я не уверен, что я нашел этот баланс, потому что я только начал трезветь и заново многому учился, из-за чего было много песен вроде «Ха-ха, это смешно!». Понимаешь, вот ты тусуешься и прикалываешься с друзьями и всё такое — и это попадает на альбом, и ты над этим смеешься. Ведь когда я бросил наркотики и стал жить на чистую голову, я был такой — я уже это говорил — я был такой: «Ух ты блин! Я снова могу думать, мой разум прояснился!». Так что я не уверен, что тот альбом был моей лучшей работой в плане песен, написания песен, которые передавали бы какие-то чувства, вызывали бы какие-то эмоции. Я слишком много использовал акценты. Я зациклился на этом серийном убийце, сумасшедшей атмосфере и как бы не делал ничего по этому поводу.
Rolling Stone: На «Recovery», очевидно, мир повернулся к тебе. Что ты сейчас думаешь по поводу этого альбома?
Eminem: Мне кажется, что на этом альбоме я, наконец, вернулся в форму, быть может, времен «The Eminem Show». В плане креативности и написания песен, я думаю. Конечно, «Recovery» был первым альбомом, над которым я работал с таким большим количеством продюсеров не из нашего лагеря. Помимо работы с Дре, я всегда хотел продюсировать свои собственные альбомы, потому что продюсировать мне тоже нравится. Работать над этим альбомом мне нравилось в том числе тем, что я получал биты, на которые уже был наложен припев. Было интересно попробовать услышать чужой припев и как бы интерпретировать его слова по-своему. Ведь что до моих собственных припевов — я уже знаю, что хочу сказать, когда пишу их. Когда я пишу музыку — неважно, что это за бит и каким он может видеться или не видеться — я всегда стараюсь сделать как можно более сильные тексты. Так что неважно, если кажется, что бит такой «Вау, это могут взять на радио»; это не значит, что я буду думать: «Это могут взять на радио, так что я всё сделаю по-простому». Я всегда смотрел на написание песен как MC.
Rolling Stone: Как к тебе пришла мысль сделать — новый альбом сиквелом к «The Marshall Mathers LP»? Почему ты решил настолько усложнить себе жизнь?
Eminem: На самом деле, это не совсем сиквел.
Rolling Stone: О’кей.
Eminem: В не меньшей степени этот альбом является возвращением в прошлое, ведь сейчас у меня другой период в жизни. Так что альбом не состоит из продолжений к каждой песне или чего-то в этом роде. Для меня это скорее возвращение к той атмосфере, ностальгия. Мне очень понравилось экспериментировать с новыми-старыми брейкбитами, звуками и всем таким. Знаешь, с ретро фишками; и попытаться сделать всё это по-современному.
Rolling Stone: Так желание работать с Риком Рубином появилось в связи с этим? Ты такой: «Почему бы мне не вернуться к истокам?».
Eminem: Пол как-то упомянул, что Рику было бы это интересно и что он говорил с ним по этому поводу, и я такой: «Ничего себе». Этот альбом еще отличается тем, что я снова стал больше продюсировать. На «Recovery» я хотел больше сосредоточиться на написании песен и не загружать себя работой над битами. На «Relapse», по-моему, в основном всё делал Дре. Так что я снова стал потихоньку продюсировать. Я был в процессе работы, когда Пол упомянул об этом, и я как раз возился со звуками такого типа; я не знаю, то ли это натолкнуло Пола на идею связаться с Риком, или же это Рик с ним сам связался. Но как только я узнал, что Рику это интересно, я такой: «Йо, давай я доделаю вот это вот — и поедем к нему».
Rolling Stone: Ты прозвал Рика «Йодой». На данном этапе твоей карьеры тебе всё еще есть чему у него поучиться?
Eminem: [Голосом Йоды] Поучиться было чему. Ммм, да, то есть больше всего мне в Рике нравится его спокойствие дзэн, он всегда такой: «Ну пусть будет». При этом, странно то, что примерно в 9 случаях из 10 мы сразу понимали, когда что-то не срабатывало и не нравилось нам, понимаешь? Он почти как тренер.
Rolling Stone: Он хороший психолог, да?
Eminem: Да, этот парень в общении совсем не напрягает. [Смеется] Когда работаешь с ним, чувствуешь себя абсолютно спокойно. Он ничего не боится пробовать. Ведь я, как это было и есть с Дре, хотел произвести как можно более хорошее впечатление. Мы пообщались у него дома, а потом, кажется, сразу пошли к нему в студию и стали прослушивать брейкбиты. Я сказал ему, что я начал эксперименты с ретро звуками. Мы сидели и выбирали, что нам нужно, и я писал под эти биты, а в следующий раз мы ко всему этому добавляли что-то новое. У этого парня в голове столько идей! Самое крутое в его работе над звуком — это характерные скрэтчи Рика Рубина. От его скрэтчей возникает ощущение, что на пластинке точно в нужном месте находится идеальное пятно грязи. Его скрэтчи настолько вписываются в треки, что это даже странно. Даже не знаю, как это объяснить. Просто всегда видно, что этот скрэтч делал именно он. Не знаю, понятно ли хоть кому-нибудь, что я имею в виду. Просто, казалось бы, вот самый обычный скрэтч — а звучит обалденно. Это винтажность Рубина. К тому же, он знает, откуда взялись многие звуки и всё такое.
Rolling Stone: У него в студии хранятся все старые драм машины?
Eminem: О, у него много всякого разного припрятано. Да. Определенно.
Rolling Stone: Столько всего нового произошло в хип-хопе, с тех пор как ты стал продюсировать. На биты, которые сделаны лично тобой, оказали влияние новые веяния?
Eminem: Ммм, не обязательно. Я просто делаю всё так, как нравится мне. Разумеется, я слежу за тем, что происходит в музыке, что выпускается, держу руку на пульсе. Но я бы никогда не хотел быть как все или чтобы моя музыка была как у всех. Это никому не в обиду.
Rolling Stone: То есть, новые веяния могут повлиять на твою работу через других продюсеров, но свои биты ты делаешь исключительно по-своему.
Eminem: Да. В общем-то, всё так и есть. Делать более современное звучание я оставляю им. И не то чтобы мои вещи не звучат по-новому — просто это не совсем одно и то же. Мне кажется, я тоже изменился.
Rolling Stone: В песне «Legacy» ты в подробностях рассказываешь о том, каким ты был в детстве. В твоём возрасте, какого было вернуть те мысли и ощущения?
Eminem: Я всегда стараюсь, чтобы моя музыка навевала мысли о ребенке, про которого говорят: «Да он не стоит дерьма!», над которым издеваются и всё такое. Это такая духоподъёмная песня, что ли. Все люди, как мне кажется, мечтают, что придет день, когда они покажут этому миру: «Однажды я стану таким. Однажды я стану сяким». У всех есть какие-то желаения, стремления и так далее, и каждый в своей жизни переживал такие моменты, когда в него никто не верил. Как бы так сказать, если тебя никогда не пинали и всё такое, если ты никогда не переживал…
…Невзгоды…
…невзгоды и прочее дерьмо подобного рода, то значит ты весь идеальный и хрен с тобой. Так что каждый переживал такие времена, когда его ни во что не ставили или вообще не считали за человека. Типа, «Да кому ты нужен». — «Вот как? Ну я вам покажу». Так что эта песня говорит о том, что это состояние является частью моего наследия — того, что я оставлю после себя, когда меня не станет. И я очень ценю других рэперов за те слова, которые много значат для меня. Многие, многие песни помогали мне переживать дерьмовые моменты в жизни.
Rolling Stone: Мне очень нравится в этой песне рифма «Onyx»-«Comics».
Eminem: Не уверен, что это хоть до кого-то дойдет, это очень по-ботански, но рифма в этой песне никогда не меняется. Это одна из тех вещей, которые я делаю, чтобы задать себе трудную задачу. Я хотел попытаться построить целую песню на одной рифме.
Rolling Stone: Ты хвалишь то, как изменились Beastie Boys, но не похоже, что придет тот час, когда ты сможешь сказать: «Похоже, неуважение к женщинам прошло».
Eminem: Слушай, понимаешь, моё чувство юмора никуда не делось. Я понимаю, что я взрослый, блин, мужик, и я не знаю, чем буду заниматься через год или через 10 лет, но я не думаю, что моя тяга к стёбу когда-нибудь закончится. Похоже, это часть меня. Я всегда стараюсь придать моей музыке некую иронию. Если одна песня мрачная, о чем-то грустном, то я не хочу делать весь альбом таким, депрессивным. Я не хочу, чтобы весь альбом был о том, какой я крутой. Необходимо найти нужный баланс, и это было частью творческого процесса работы над альбомом, экспериментаторства. Другими словами, я писал, пока не получал то, что нужно. И если я записал 100 чёртовых песен и до сих пор испытываю ощущение незаконченности, чувствую, что надо еще очень много работать, то значит я пишу еще и еще.
Rolling Stone: Ты самостоятельно написал довольно много припевов на этом альбоме и даже сам спел некоторые из них. Откуда у тебя такое чувство мелодии?
Eminem: Хороший вопрос. Я бы сказал, что корни этого идут от раннего хип-хопа. Рэперы всё время баловались с мелодиями — по крайней мере те, на которых я вырос. Я не знаю, какая клавиша какую ноту играет на клавиатуре. Я могу только промычать-напеть. Я думаю, что на меня повлияла вся та музыкальная информация, которая во мне накопилась за годы слушания музыки. И знаешь, блин, мне кажется, что по мере развития хип-хопа в нем стало больше мелодии, люди стали петь припевы. Даже вот ранний Слик Рик — [поёт] «Hey young world» — всякие такие вещи. Возможно, иногда я делаю что-то по-новому — не знаю.
Rolling Stone: Может, это от рождения.
Eminem: Честно говоря, возможно, именно так оно и есть. Не хочу, чтобы это звучало как хвастовство или что-то в этом роде, я просто действительно не знаю, откуда во мне это, понимаешь? Я не то чтобы прямо совсем певец. Я просто отличаю, что попадает в тональность, а что нет.
Rolling Stone: Приглашая Кендрика Ламара на альбом, ты не боялся, что он может захотеть попробовать затмить тебя?
Eminem: Я очень уважаю Кендрика за его работу; а тот факт, что он из одного со мной лагеря, то есть с Aftermath, еще больше усилил желание выбрать именно его. Он приехал в Детройт, мы поболтали несколько минут, понимаешь, и я получил представление, что он собой представляет и всё такое; понимаешь, он суперклёвый и суперскромный парень. Когда мы записывали этот трек, по-моему, это было за неделю или две до того, как он записал куплет для «Control».
Rolling Stone: Ты сейчас мог бы дать ему какой-нибудь совет?
Eminem: Не знаю, нужен ли ему совет. По-моему, у него очень хорошая голова на плечах. Он очень умен — взять хотя бы то, какой альбом он сделал. Он самый настоящий хип-хопер, он обожает хип-хоп. Конечно, его куплет в «Control» — он сделан так, что если ты разозлишься, то ты дурак. Он сделал куплет таким образом, что на него практически невозможно разозлиться, потому что в этом куплете сказано ровно то, что думает любой эмси. Или должен думать ты.
Rolling Stone: Ты, в основном, ощущаешь себя богом рэпа или неудачником?
Eminem: По-моему, у меня день на день не приходится, каждый час всё меняется. Песня «Rap God» — это один сплошной стёб. То есть, типа, я что, разве действительно так хочу себя ощущать? Может иногда. Опять же, такое ощущение периодически возникает у всех рэперов, участвующих в баттлах, для которых рэп является в каком-то смысле спортом, ведь они хотят быть лучше всех. Опять же, именно поэтому куплет Кендрика так цепляет: он говорит то, что каждый рэпер думает. Если ты не хочешь быть лучшим, то зачем ты тогда читаешь рэп?
Перевод Марии Кириченко по материалу Брайна Хита (Brian Hiatt), опубликован на сайте RS 1 ноября 2013 года 14:10 по североамериканскому восточному времени.
